Приключения винного детектива Вина Магнума. Часть 1

16 лет назад в журнале «Wine Spectator» было опубликовано несколько коротких криминальных историй о работе вымышленного «винного» детектива Вина Магнума. Там не столько был важен сюжет, сколько в форме расследования некоторых событий, связанных с миром вина, даётся описание определённых правил, знаний и устоявшихся традиций о вине. Мне показалось это интересным и я перевёл эти короткие рассказы. Это первый из них.

Дело №1

День выдался мрачный и ужасный, но такова уж Сонома в январе. Мои ноги были почти единственным предметом на столе, когда я откинулся в кресле и старался не опрокинуться с него назад. Я услышал, как в соседней комнате храпит моя секретарша, когда зазвонил телефон. Она продолжала спать, и я сам ответил на звонок.

«Это Вин Магнум, винный детектив».

«Привет, Вин», – сказал голос на другом конце. Это был Бретт Розенталь, старый друг и лейтенант из отдела по расследованию убийств.

«Как дела?»

«Не спрашивай», – пожаловался я.

«У меня есть дело, которое, я думаю, тебя заинтересует», – сказал Розенталь. «Ты знаешь, где находится кафе «Бистро»?»

«Конечно», – ответил я.

«Поезжай туда прямо сейчас», – сказал он. «Ты мне должен».

Это было правдой. Я не помню, как именно вышла из-под контроля та слепая винная дегустация в июле, но Розенталь спас мою задницу в тот вечер от неприятностей.

Кафе «Бистро» было стильным заведением в торговой части города. Я много раз там ел, и в меню были блюда калифорнийской кухни, которые лишали еду хоть какой-то таинственности. Когда я приехал, к дверям подъехал фургон коронера, и Розенталь махнул мне рукой. Мы вошли и увидели, что посреди обеденного зала сидел мужчина с искажённым от боли лицом.

«Кулинарный критик?» поинтересовался я.

«Я тоже так подумал, но нет», – ответил Розенталь. «Он бизнесмен из Чико».

«Бедный ублюдок», – сказал я, оглядывая кафе, пока что-то не привлекло моё внимание. Или кто-то. Это была стройная блондинка с ногами, растущими прямо из шеи, и самым большим стеллажом бокалов фирмы Riedel (1), который я когда-либо видел. Я сделал ей комплимент, пока она игриво полировала стеклянную посуду. «Это Schott Zwiesel (2), глупыш», – осадила она меня. «Распространённая ошибка».

«Вин!» сказал Розенталь с другого конца комнаты. «Ты мне здесь нужен».

Я подошёл, и Бретт сообщил мне, что местный сомелье забаррикадировался в винном погребе. Я знал его, и он был не из лучших парней. Его звали Гарольд. Этот винный эксперт всегда был похож на бутылку шампанского, которую сильно взболтали, и она готова взорваться в любой момент.

Я медленно прокрался в погреб и услышал, как что-то летит в мою сторону. Пришлось быстро пригнуться и это было очень вовремя: мимо просвистел некий предмет.

«Не подходи!» услышал я сквозь тусклый свет подвала.

«Гарольд, подожди, это я, Вин Магнум».

Снова что-то пролетело мимо моей головы, на этот раз вонзившись в ящик с вином надо мной. Я понял, что сомелье бросил тастевин (3) с краями, заточенными, как звезда ниндзя, и тот покрошил бутылки. Вино начало выливаться из ящика.

«Что это было?» спросил Гарольд. «Что-то сломалось?»

«Да», – сказал я, наклоняясь, чтобы попробовать вытекающееся вино.

«Думаю, это Бордо».

«Левый или правый берег?» – поинтересовался он.

Я снова наклонился, обмакнул свой палец в образовавшуюся лужицу и лизнул его: «Правый берег, я полагаю».

«Боже правый, – закричал он, – только не «Cheval Blanc»».

«Трудно сказать», – спокойно ответил я.

«Что я наделал?» – закричал он. «Надеюсь, это хотя бы 99-й год» (4).

«Гарольд, – сказал я, – мы должны поговорить».

«Что толку?» – сказал он. «Он мёртв, и он это заслужил».

«Мы все заслужили, Гарольд, мы все что-то заслужили, – ответил я, – но почему он и почему сегодня?»

«Он сам напросился. Он заказал «Мерло» с…», – заикался сомелье. «Я просто не могу этого повторить… Мерло с морским окунем!» (5)

«Ну и…, – сказал я, пытаясь его развеселить. «А что за соус?»

«Как будто это имеет значение!» – прохрипел он, и мимо моей головы пронёсся очередной тастевин. «Морской окунь, ради всего святого! Вот идиот!»

«Ты поранил человека только из-за этого?» удивился я.

«Нет, нет, нет», – ответил он и на мгновение замолчал. «Это была просто последняя капля, переполнившая моё терпение. Хозяин заведения закупил все эти высоко алкогольные наповские каберне, и они действительно нравятся клиентам. А вчера он сказал, что посетителям может понравиться видеть оценки от экспертов в винной карте нашего кафе. Моей карте вин!»

Вдруг позади меня раздался крик Розенталя: «Здесь есть клиент, которому нужна бутылка Grüner Veltliner. Нам нужна ваша помощь».

«Да, конечно, хорошая попытка», – рявкнул Гарольд. «Насколько тупым ты меня считаешь?»

«Гарольд, – спокойно сказал я, – сделай вдох и расслабься».

«Расслабиться? А как же все эти молодые панки, которые приходят в ресторан и через «Твиттер» просят своих друзей порекомендовать им вино?» – спросил он, выплёвывая слова. «Как я могу с этим конкурировать? Кому я теперь нужен? Может, мне будет лучше, если меня схватят копы?»

«Знаешь, – сказал я, растягивая слова для пущего эффекта, – может, ты и прав. Подумай о том, сколько у тебя будет свободного, времени на себя и на то, чтобы отвлечься от всех этих проблем. Ты мог бы получить сертификат Мастера-сомелье (Master Sommelier – MS) (6)».

«У меня уже есть такой», – сказал Гарольд слабым голосом.

«Что ж, тогда ты сможешь подготовиться для титула Мастер вина (Master of Wine – MW)» (7).

Он замолчал надолго. «Может быть, – произнёс он с надеждой. «Или мне просто сменить профессию. Я мог бы заняться виноделием, начать выпускать свой собственный бренд. Я положил глаз на один маленький виноградник в Санта-Барбаре».

«И правильно», – ответил я.

«Ну хорошо, – сказал Гарольд, – я готов выйти».

Я пожал ему руку, когда полиция увела его.

«Спасибо, Вин», – поблагодарил Розенталь. «Теперь мы в расчёте».

«Пока», – ответил я, подмигнув ему. Блондинка со стеллажом Schott Zwiesels смотрела в мою сторону, и я подумал, не попросить ли её налить мне большой высокий бокал Pinot Noir.

А может стоит позвонить моей секретарше и сказать ей, что я завязываю с этой работой.

Но я не хотел её будить.

(1) – Riedel – всемирно известный австрийский производитель хрустальной посуды для различных видов алкоголя.

  • (2) – Schott Zwiesel – производитель хрустальной посуды из немецкого города Zwiesel в Баварии.
  • (3) – Тастевин – часто высмеивается как неотъемлемый атрибут очень официальных сомелье. Эта чаша была изобретена ещё в XV веке для использования в тёмных винных подвалах. Отполированный вну­три металл даже в тусклом свете свечей позволял увидеть цвет вина. Это даёт возможность определить в темноте подвала прозрачность вина, только что налитого из бочки, и продегустировать его.
  • (4) – Cheval Blanc 1999 – не самый удачный урожай знаменитого винного поместья, расположенного в Saint-Émilion в Бордо.
  • (5) – Мерло, красное вино. Считается, что красные вина плохо сочетаются с различными видами рыб. Во рту может появиться металлический привкус.
  • (6) – Master Sommelier — это высококвалифицированный и сертифицированный специалист по вину, достигший наивысшего уровня в области обслуживания вин и напитков.
  • (7) – Master of Wine – престижный титул, наивысшая квалификация в мире вина, признаваемая повсюду.

mbabinskiy@gmail.com

О мышах и винограде

Я продолжаю публиковать на своём сайте переводы рассказов, присланных читателями на сайт Дженсис Робинсон для участия в конкурсе 2024 года, на тему «Винные моменты, которые я никогда не забуду». На этот раз это рассказ Emily Grazier «О мышах и винограде», который стал призёром конкурса этого года по версии читателей.

Сама Emily Grazier пишет о себе, что «она сейчас работает помощником винодела в семейной винодельне Hosmer Winery в районе Cayuga Lake, штат Нью-Йорк. Помимо работы во многих винодельческих хозяйствах в районе Finger Lakes, я также работала в Калифорнии и Новой Зеландии. До начала пандемии коронавируса я путешествовала по всему миру, преподавая технику аргентинского танго. Я получила образование в области философии и литературы, изучала древнегреческий, латынь, французский, итальянский, испанский языки и сейчас работаю с немецким. В свободное время я работаю фрилансером.»

О мышах и винограде

Винный момент, который я никогда не забуду, начался с бродильного чана с красным виноградом. Я уже не помню какой сорт, но это было озеро Cayuga, так что, скорее всего, это был Каберне Фран. Помощница винодела заглянула внутрь его, воскликнула «о!», а затем потянулась внутрь и вытащила оттуда за хвост мышь. Она была мертва. Ее шерсть была пурпурной и матовой, как промокший от дождя бархат, и мы все в ужасе смотрели на помощницу, пока она не отошла в сторону мусорного бака.

На первый взгляд, это не был какой-то гламурный или особенно вдохновляющий эпизод. Это был рабочий момент на винодельне, но в то же время наполненный неким символизмом. Но таково производство вина по своей сути. И это оказалось самым ярким моментом того урожая, и, возможно, самый запоминающимся событием из всех урожаев, с которыми я работала. Именно тогда я поняла, что люблю эту индустрию и что хочу стать виноделом.

Прежде всего, я хотела быть такой же крутой, как Gwen (имя изменено), которая могла очень коротко подстричь свои волосы на время сбора урожая, чтобы их можно было легче расчёсывать, потому что они были слишком липкими от виноградного сока, и которая могла поднять голыми руками дохлую мышь за хвост, совершенно не напрягаясь при этом. Но в основном я хотела знать, как и почему всё происходит, откуда берётся вино в практическом, техническом и логистическом смысле. И я хотела побольше узнать о трансформации, потому что в целом в нашей повседневной жизни мы в основном взаимодействуем с уже завершёнными вещами – вещами, которые прошли все стадии становления и развития и теперь уже ожидают устаревания.

Но всё начиналось не так. До того как я участвовала в сборе своего первого урожая, я проводила большую часть времени за написанием поэтических эссе и переводами произведений с латыни, древнегреческого и французского – и во многих из них часто упоминалось вино. И тут мне попалось драматическое выражение о том, что вино — это питающее жизнь дитя виноградной лозы. Практический мир казался мне где-то очень далёким, а все вокруг, рядом – очень отточенным и аналитическим. Я откладывала свои жалкие доллары с подработок в университетском кампусе, покупала бутылки портвейна и рислинга и чувствовала себя при этом очень элегантным и богемным человеком одновременно. Я также много читала о вине. Мне нравилась его точность, то, как в статьях и справочниках указывалось, что виноделы собирают виноград именно в то время, когда он идеально созрел, чтобы сделать самое лучшее вино. Поскольку я читала много поэзии, мне казалось, что это звучит красиво и поэтично, и я верила в это очень буквально.

И это правда – мы стараемся собирать виноград именно в пик его спелости. Но чего я не могла знать – чего никто не может знать заранее, пока не увидит это сам, – так это того, как много здесь взаимодействующих факторов. Вам придётся балансировать между множеством конкурирующих требований – логистикой команды сборщиков, работой комбайна, вместимостью резервуаров, погодой, болезнями, птицами. В одну минуту вы будете держать в руках самую красивую, идеальную гроздь винограда, которую когда-либо видели, и заново влюбляться в эту индустрию, а уже в следующий момент будете выискивать в массе холодного, склизкого раздавленного винограда острую металлическую скобу, попавшую в виноград при его уборке, которую никто не заметил во время сортировки и которая может покалечить ваш винный пресс.

В процессе получения вина очень мало гламура и элегантности. Это красиво, безусловно, но гламур и элегантность приходят гораздо позже, после того как виноград превращается из отдельных гроздьев в жидкую массу и обратно в отдельную единицу в виде винной бутылки. Элегантность требует времени и отстранённости. Она опирается на дискретные единицы и уж точно не требует дохлых мышей. Мне нравится пить идеально подобранную бутылку в элегантной обстановке, со всем престижем и гламуром, которые это подразумевает. Но никогда ещё я не чувствовала себя более живой, чем во время выполнения не очень элегантной работы в сезон сбора урожая.

mbabinskiy@gmail.com

Налог на вино и Французская революция

Налог на «греховные» товары

Принцип налогообложения, в частности акцизного, основан на том, что правительство любого государства имеет право взимать со своих граждан налоги за потребление товаров, которые, строго говоря, не являются жизненной необходимостью для их выживания. Без этих товаров можно и обойтись, они предназначены для роскоши, удовольствия, для расслабления или, наоборот, для возбуждения, для тех всё более ограниченных периодов отдыха от обыденности. А значит, где-то все эти удовольствия «греховны», а налог на «грех» – в этом нет ничего предосудительного! Является ли налогообложение алкоголя, табака и других интоксикантов инструментом, призванным отучить людей от смертельно опасной привычки, сделать её недоступной? Или же это средство принуждения потребителей снова и снова платить за получение удовольствия? А заодно, и для пополнения казны? Алкоголь и вино в том числе обладают уникальным двойным статусом, являясь одновременно и основным товаром, приносящим доход в казну, и средством чувственной разрядки.

Французская революция

Налогообложение подобных товаров, а оно как правило высокое, понятное дело, энтузиазма простому народу (да и тем, кто побогаче и даже очень богат) не прибавляет. Любые налоги вообще не вызывают всеобщего народного ликования. Но пока эти налоги в каких-то разумных пределах и не превышают границ здравого смысла, население как-то мирится с этим. Пока живём в государстве, нужно хоть как-то соблюдать его законы, а иначе настанет полная анархия и неизвестно, что лучше?

Высокие акцизы на вино во Франции были значительным источником дохода для монархии и использовались для финансирования различных государственных расходов, включая войны и пышный образ жизни аристократии.

Пожалуй, самыми высокими налогами облагалось вино, которое пересекало городские ворота Парижа или доставлялось в город по Сене. И это послужило некой последней искрой и катализатором начала Французской революции. Винный налог тогда назывался droit d’entrée («право на вход»), который был введён ещё за 400 лет до описываемых событий и регулярно увеличивался в своём значении. Не будет преувеличением сказать, что Париж жил на вине. Его пили практически все – от погребов аристократии до ежедневного напитка разнорабочих, от привилегированных слоёв населения и до самых бедных. Экономический эффект от его повсеместного потребления в обществе был таков, что налог на вино, взимаемый на въезде в город, приносил больше доходов в бюджет Парижа, чем налоги на все остальные товары вместе взятые.

В дореволюционную эпоху цена бочки вина увеличивалась втрое, пока она проходила через таможенные барьеры на пути к парижским рынкам. Если такой основополагающий элемент народного удовольствия, как вино, облагается налогом, превышающим возможности простых людей, то накапливающаяся в связи с этим ярость должна была рано или поздно найти своё выражение.

Высокие акцизы на вино при въезде в Париж привели к тому, что сразу за городскими стенами город был окружён целой сетью таверн и других питейных заведений, где широко развилась торговля вином, цена которого была в разы меньше, чем внутри Парижа. Особенно по выходным они битком заполнялись жителями столицы, а вездесущие контрабандисты искали различные пути доставки вина в город в обход налоговых пунктов проверки: вплоть до метания бурдюков с вином через городские стены с помощью специальных катапульт, использование воздушных шаров с горячим воздухом «Montgolfier», укладка подземных винных трубопроводов под стенами города для подачи вина (прообразы будущих водопроводных коммуникаций).

Знаменитые события июля 1789 года в Париже, как правило, сосредоточены на одном историческом моменте: штурме Бастилии, практически на то время пустой крепости, которая, тем не менее, символизировала монолитную и непоколебимую власть старого монархического режима. Её освобождение завещало потомкам национальный французский праздник, который ежегодно отмечается 14 июля. Но если взятие Бастилии навсегда останется символическим началом Французской революции, то гораздо менее эффектные и довольно убогие события, произошедшие за три ночи до этого, по меньшей мере, имеет право считаться первым выстрелом в этой битве между революционными массами и дворянством.

Взятие Бастилии

Поздно вечером 11 июля два отявленных негодяя по имени Monnier и Darbon возглавили группу, которая подожгла перегораживающий шлагбаум, la Barrière Blanche, на улице Chaussée d’Antin прямо перед поворотом на Rue St-Lazare. На следующий день более многочисленная толпа сделала то же самое с аналогичными заграждениями на дорогах, ведущих в Париж из деревень Montmartre, Monceaux и Clichy на северо-западе, а на следующий день, 13-го числа, – с барьерами Faubourg St-Martin и Faubourg St-Antoine на севере и востоке города. Повозки с вином начали въезжать в город без уплаты налогов, многие бочки были тут же открыты в честь этого, а кубки с вином раздавались прямо на улице. Импровизированная вакханалия сопровождалась ничем не сдерживаемым весельем, освещавшимся пляшущими языками пламени, сжигавшим платные налоговые посты.

Париж, окружённый городскими стенами

Эти события стали одним из ключевых моментов, подогревших революционный дух и приведших к штурму Бастилии 14 июля 1789 года. Правда, историки впоследствии отмечали, что в штурме платных городских постов и других актах неповиновения в начале Французской Революции толпа не ставила перед собой никаких конкретных политических целей, а просто наслаждалась пьяным хаосом на манер средневековых праздников. Как ещё можно было отпраздновать насильственную отмену налоговой системы на вино, кроме как пить само вино? Сжигая налоговые палатки и открывая прямо на улицах бочки с вином, люди настаивали на том, что наслаждение алкоголем должно быть только прямым договором между его производителями и потребителями, и без всякого вмешательства властей, сующих свой хваткий кулак везде, где можно легко пополнить всегда пустую казну.

Как заметил один историк: «Простые граждане настаивали на том, чтобы свобода и равенство стали материальными, физическими и предметными – по сути, чтобы их можно было попробовать на вкус». А другой заметил: «Именно благодаря разрушению этих барьеров рассвет свободы впервые озарил народ Парижа. Именно с этого момента люди впервые почувствовали себя освобождёнными от тяготивших их оков. Свержение барьеров и взятие Бастилии – два факта, связанных между собой в анналах Революции; они будут неразделимы».

Уже после свержения французской монархии якобинским вождям понадобилось ещё два года, чтобы полностью отменить принцип взимания пошлин на потребительские товары и к 1 мая 1791 года вино больше не облагалось налогом. Народные массы одержали тогда знаменитую, но недолгую победу, которая, однако, нашла отклик во всех последующих эпохах.

mbabinskiy@gmail.com

Утопление в бочке с вином

Вино как средство для казни

18 февраля 1478 года произошло достаточно знаменитое событие в истории вина: в этот день в Англии Георг Плантагенет, 1-й герцог Кларенс (George 1st Duke of Clarence), брат тогдашнего английского короля Эдуарда IV, в качестве казни был утоплен в бочке с вином. (Тут стоит оговориться, что абсолютно надёжных и проверяемых исторических подтверждений этому нет, и в определённой степени это может быть просто красивая легенда.)

Георг, герцог Кларенс

Георг был младшим братом короля Эдуарда IV и старшим братом будущего короля Ричарда III. Во время Войны Алой и Белой Розы (22 мая 1455 г. – 16 июня 1487 г.)  — серия вооружённых династических конфликтов между группировками английской знати в борьбе за власть между сторонниками двух ветвей королевской династии Плантагенетов — Ланкастеров и Йорков. Изначально Георг был ярым сторонником своего старшего брата Эдуарда, но оказался втянутым в различные придворные интриги и позднее выступил уже против него. Однако в 1470 году Эдуард простил своего брата и тот был возвращён к королевскому двору.

Приговор

Шестью годами позже один из приближенных Георга, оксфордский астроном доктор John Stacey, был арестован и под пытками признался, что он и ещё двое других сообщников «обдумывали» смерть короля Эдуарда с помощью «черных искусств». Астроном и его подручные были казнены за государственную измену. А вот Георг, по глупости, ещё до их казни через своего доверенного пытался доказать в парламенте, что эти люди ни в чём не виноваты. Защищая осуждённых – независимо от того, насколько сомнительна была их предполагаемая вина, – Георг теперь сам мог быть обвинён в измене. Что в конечном итоге и произошло.

Разъярённый и, несомненно, помнящий о предыдущем предательстве брата, Эдуард вызвал Георга в Виндзор и заточил его в лондонский Тауэр. К тому времени Георг, всегда чрезмерно любивший опустошить бутылочку, все больше погружался в параноидальный алкоголизм, чему дополнительно способствовала смерть его жены, Изабеллы, во время родов в 1476 году.

Эдуард сам вынес смертный приговор своему брату, признав его виновным в «противоестественных и отвратительных изменах и заговоре – тем более серьёзных, что Георг, как родной брат, больше других должен был быть «преданным и надёжным».

Исполнение

Георг был представителем королевских кровей и казнить его как простолюдина на центральной площади города, просто отрубив прилюдно ему голову, считалось нарушением определённых канонов и святости правящей королевской семьи. Поэтому, как будто бы, Георгу дали право самому выбрать метод своей казни. И по легенде, он попросил, чтобы его утопили в бочке вина Malmsey, которое он особенно любил. В королевском указе было сказано, что «после осуждения за государственную измену Георг был частным образом казнён» 18 февраля 1478 года в Bowyer Tower (одна из 21 башни, которые вместе составляют Лондонский Tower).

Вино Malmsey обычно доставлялось в Англию в бочках объёмом 477 литров, вполне достаточно, чтобы утопить в ней человека среднего роста и нормального телосложения. Его якобы утопили головой вперёд. Это было отвратительной тратой дорогой мадеры, но позволило избежать пролития королевской крови.

Позднее, тело, предположительно принадлежавшее герцогу Кларенсу, было эксгумировано и оно не имело признаков обезглавливания — традиционной смерти дворянина в то время.

Уильям Шекспир описывает это событие в своей исторической пьесе «Ричард III» («Richard III»), где он говорит о том, что утопление произошло только после того, как Георг был сначала заколот. Хотя Шекспир, как полагают некоторые, не был автором этой истории, он просто пересказал слухи.

Так что утопление в бочке с вином среди множества живописных прикрас английской истории вполне могло оказаться правдой.

Вино

В бочке, где якобы был утоплен Георг Плантагенет, было налито вино Malmsey. Что это за вино? Сразу надо указать на то, что в разных языках и странах это название произносилось по-разному: Malvasia в Италии, Malvoisie во Франции, Malmsey в Англии и Malvasier в Германии.

Английское Malmsey – это искажение слова malvasia, происходящего от названия порта Monemvasia в Древней Греции – венецианская крепость на побережье Лаконии (Laconia – греческая провинция). Этот порт был крупным винным торговым центром, где продавались вина из восточного Пелопоннеса. Современная теория считает, что слово происходит от названия района Malevizi, расположенного рядом с городом Heraklion (известным среди венецианских купцов как Candia) на Крите. В любом случае, Malmsey было одно из трёх главных вин, экспортировавшихся из Греции в Средние века. (Два других – Rumney и Cretan вина).

Впервые это слово было использовано для обозначения широкого спектра необычайно сладких, насыщенных вин Греции и островов восточного Средиземноморья, особенно Крита, и производимые в XIV-XV веках. Эти сладкие белые вина очень славились в Средние века и доставлялись в Константинополь, Италию, Францию. Но особенно они ценились северными европейцами, которые восхищались долговечностью этих жидкостей с таким высоким содержанием сахара и алкоголя. Хваткие купцы Генуи, Неаполя и Венеции смогли выгодно использовать эту стабильность вин в своих торговых связях между Востоком и Западом. Когда температура в Европе понизилась в результате изменения климата, эти более насыщенные вина стали ещё более востребованными. В частности, венецианцы создали спрос на Malmsey в Англии XV века.

В XV веке сорт Malvasia попал на остров Мадейра, когда его начали заселять португальцы и со временем этот остров стал славиться именно этим вином, а потом на Канарские острова. Это было темноватое насыщенное вино с мускусным ароматом в носу, очень сладкое и задерживающееся на нёбе. Название Malmsey, первоначально обозначавшее любое крепкое сладкое вино, со временем стало использоваться для обозначения самого сладкого вида вина мадеры, в частности, изготовленной из винограда сорта Malvasia.

Христофор Колумб во время своих трансатлантических плаваний специально делал остановки на Канарских островах, чтобы пополнить свои трюмы сладким вином Мальвазия, которое начало производиться и здесь.

Группа сортов белого винограда Malvasia (также известная как Malvazia) сейчас встречается по всему миру.

mbabinskiy@gmail.com